«И в музей, и на Везувий вы не успеете, выберете что-то одно», – посоветовал гид.
Я выбрала.
Извилистые дорожки лавы по склонам Везувия – застывшая во времени смерть. Кажется, наблюдаешь пути в небесный город. С вершины смотришь на неаполитанский залив: как на ладони всё побережье, вгрызающееся в море – и внезапно отступающее перед вечностью. Ибо сила её в непрерывном движении. Вода точит камень.
Туристы ставят посохи у прилавка кафе и залпом осушают бокал воды или красного вина. Празднуют восхождение. Победу над горой. Говорят: «Покорили вершину». Вешают замки на перила, точно защёлкивают на запястьях пленного вулкана наручники.
Альпинисты бы им рассказали, к чему на настоящих горных тропах приводят такие романтические штампы. С горой можно только слиться. Покориться ей – и унаследовать частицу её силы.
На вершине Везувия мне подарили браслет из кусочков кораллов и лавы.
Слились в нём море и горы! [2]
****
Странное совпадение: успела на Везувий, но не успевала в Геркуланум; прошла пешком всё побережье Капо Ди Сорренто, где гулял Максим Горький, написала стихотворение, может быть, в том же кафе, где он писал «Сказки об Италии», но так и не нашла виллу с именной табличкой, где он жил.
И будто кто-то шепнул на ухо: «Мемориальные таблички – ложь. Потому что пишутся в прошедшем времени: жил, работал. А поэты, писатели воскресают в своих текстах. Бесконечное настоящее. Вечное время».
В Капо Ди Сорренто меня отправил хозяин лимонного сада. Пробовала лимончелло. Разговорились. Оказалось, у него есть друг, влюблённый в Россию. Каждый год в феврале он приезжает в столицу погулять по Красной площади вокруг Кремля под падающим снегом. Утверждает, что ничего красивее в жизни не видел. Хотела сказать: «Езжайте лучше в Петербург, имперская, европейская столица. А Москва – «золотая дремотная Азия», но передумала. Солнце встаёт на востоке.
Друг, читающий и Горького, и Достоевского, и Толстого…
С грустью поняла, что удаётся найти общий язык за пределами России только с читающими русскую классику. Родной язык определяет всё: мысли, чувства, действия, мироощущение, сознание, бытие. И потому английский как международный эсперанто мне кажется вытертым до дыр, итальянский – бравурной музыкой, французский – языком не любви, но гурманов, мурлыканьем довольной кошки. А русский шипит, как грешник на сковороде, и огненные капли летят во все стороны, обжигая души. Так же жарко горит и жжёт в переводах? Вопрос…
«Поэт – средство существования языка», пишет Бродский в речи для Нобелевской премии. Не важно, сколько на нём говорит человек, важно – сколько и как написано книг.
Человек состоит из библиотеки прочитанных и написанных книг. А язык – отправная точка во времени и пространстве.
«Позиция, – тут же поправили бы меня в редакции зарубежного литературного журнала, где когда-то работала. И спросили бы: «Почему до сих пор не устраиваем майдан на Болотной площади?». Книги как средство просвещения должны отстаивать демократические идеалы.
А мне кажется, книги никому ничего не должны. Они – «шелест времени». И единственная задача писателя сохранить своё время, а оно – в деталях: шуршание шин по асфальту, солнечный ветер, поцелуй в сомкнутые веки… Живу в башне из чёрного дерева и даже не знаю точно, кто у нас сейчас президент. Потому что Россия для меня – есенинские берёзки, восковые свечи и московские узкие улочки. И книги. О том, что на какой бы войне человек ни родился, единственное, чего он по-настоящему хочет – это работать, строить дома, сажать деревья, любить и растить детей.
Согласна, неразрешимый спор. Как и о личном выборе: Толстой – Достоевский, Пушкин – Лермонтов, Гоголь – Горький,..
Понятно, который мой.
«Шинель» – бесконечная цепь постыдных унижений, а Русью-Тройкой правит нерусский. Русский человек – созерцатель, он на печи лежит, думает, а не суетится, скупая чужие мёртвые души.
Личный выбор строится на эмоциональном восприятии мира, а не логическом, концептуальном. Выбираешь сердцем, не разумом.
Идеал же – вообще сказка.
Но даже сказочники знают: «Нет сказок лучше, чем сама жизнь» [3]. Жизнь, а не смерть. Созидающий Эрос, который строит города, пишет книги или плодит детей. И это – красная песня, потому что красный – живая кровь и огонь домашнего очага.
Красный – всегда рассвет, рождение солнца.
****
А ещё красный цвет – это красота.
Я могла бы рассказать о путешествии на сказочный остров Капри или в город миллионеров Позитано. О причудливых скалах над морем и красоте, которую хочется обнимать глазами…
Но не стоит. Профессиональные фотографы не ценят пейзажные открытки, потому что их красота всем очевидна – и тем испорчена. Первозданность – сестра открытия. Заново созданная красота – мать бесконечных открытий. А мир создан словом.
Название Vallone de Moline переводится как «Долина мельниц». И я создаю её заново – на своём языке. На скандинавском севере, откуда я родом, существует легенда о мельнице Сампо.
Сампо выковал кузнец Ильмаринен, герой эпоса «Калевала», вместо свадебного выкупа за дочь хозяйки Похьялы, или Севера. Мельница намолола всем счастья, но люди не смогли поделить его между собой, каждый хотел волшебный подарок только себе. В результате борьбы мельница утонула. С тех пор Онежское озеро считают морем изобилия. Мельница на дне много веков мелет и мелет общее счастье.
Долина мельниц раньше вела к морю, в современном Сорренто она разделена площадью и мостами, и в неё уже не спуститься. Помните растиражированные в интернет открытки с затерянным в горах средневековым замком, увитым плющом? Это мельница девятнадцатого века – в пропасти под мостом. Прямо под ногами у тех, кто по-прежнему верит в сказки.
На мосту расположился лучший ресторан города. Я вспомнила о нём, когда утром в кошельке обнаружилась пустота…
Черноглазый жрец долины мельниц. Боги взяли ровно столько, сколько смогла пожертвовать.
Тем же вечером я открыла для себя три вещи:
Нет ничего вкуснее библейского ужина: хлеб и вино.
Деньги не подушка безопасности, а поток энергии. То, что было отнято, с лихвой возвратилось: пришло письмо от заказчика с новым контрактом.
Конец ознакомительного фрагмента.
Примечания
1
Катер, водный трамвай.
2
Здесь и далее цитируется «Набережная Неисцелимых».
3
«Венецианские эпиграммы».
4
«Весна» – первый из цикла скрипичных концертов «Le quattro stagione» («Времена года»)
5
Известный итальянский писатель, самый яркий романист современности, автор книг «Замки гнева», «Легенда о пианисте», «Море-океан», «Шёлк», «Сити» и других. Большинство романов экранизированы, а фильмы неоднократно получали награды на кинофестивалях.